Объятия отча. Ежемесячная газета "мир православия"

Детально: объятия отча текст - со всех открытых источников и разных уголков мира на сайте сайт для наших уважаемых читателей.

Владыко Вседержителю, Непостижиме, начало света и преумная Сило, иже Ипостасного Слова Отец и единосильнаго Твоего Духа испуститель: милосердныя ради милости и неизреченныя благости не презревый человеческого естества, тмою греха содержимого, но Божественными светы священных Твоих учений, законом и пророки светивый миру, последи же нам того единородного Твоего Сына благоволивый плотию возсияти и ко осиянию нас Твоего просвещения наставити: да будут уши Твои внемлюще гласу моления нашего, и даруй нам, Боже, во бденном и трезвенном сердце, всю настоящего жития нощь прейти, ожидающым пришествия Сына Твоего и Бога нашего, судии всех, да не возлежаще и спяще, но бодрствующе и воздвижени в делание заповедей Твоих обрящемся и в радость Его совнидем, идеже празнующих глас непрестанный, и неизреченная сладость зрящих Твоего лица доброту неизглаголанную. Яко Благ и Человеколюбец Бог еси, и Тебе славу возсылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно, и во веки веков, аминь.

Владыка Вседержитель, Непостижимый, Начало света и превышающая познание Сила, Ипостаснаго Слова Отец и Единосильнаго Твоего Духа Источник, по бесконечной милости и неизреченной благости не презревший человеческого естества, во тьме греха заключённого, но Божественным светом священных Твоих учений, законом и пророками светивший миру, после же сего благоволивший, чтобы Сам Единородный Твой Сын во плоти явился нам и к просвещению светом Твоим нас направил. Да будут уши Твои внимательны к голосу моления нашего, и даруй нам, Боже, с бодрствующим и трезвенным сердцем всю ночь нашей нынешней жизни пройти, ожидая пришествия Сына Твоего и Бога нашего, Судии всех. Да найдёт Он нас не лежащими и спящими, но бодрствующими и поднявшимися, при исполнении заповедей Твоих, и все мы в радость Его войдём, где празднующих глас непрестанный, и невыразимое наслаждение созерцающих несказанную красоту лица Твоего. Ибо Ты благой и человеколюбивый Бог, и Тебе славу воссылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу ныне, и всегда, и во веки веков. Аминь.

И тропари сия, глас 1: В беззакониих зачався аз, блудный, не дерзаю взирати на высоту Небесную, но, дерзая на человеколюбие Твое, зову: Боже, очисти мя, грешнаго, и спаси мя. Аще праведник едва спасается, аз где явлюся, грешный? Тяготы и зноя дневнаго не понесох, но с наемники единонадесятаго часа сопричти мя, Боже, и спаси мя.

Слава: Объятия Отча отверсти ми потщися, блудно мое иждих житие, на богатство неиждиваемое взираяй щедрот Твоих, Спасе, ныне обнищавшее мое да не презриши сердце. Тебе бо, Господи, умилением зову: согреших на Небо и пред Тобою.
И ныне: Упование христиан, Пресвятая Дево, Егоже родила еси Бога паче ума же и слова, непрестанно моли с горними силами дати оставление грехов, нам всем и исправление жития, верою и любовию присно Тя чтущим.

Господи, помилуй (40) и молитва:

Владыко Вседержителю, Непостижиме, начало света и преумная Сило, Иже Ипостаснаго Слова Отец и Единосильнаго Твоего Духа Испуститель: милосердныя ради милости и неизреченныя благости не презревый человеческаго естества, тмою греха содержимаго, но Божественными светы священных Твоих учений, законом и пророки светивый мiру, последи же нам того Единороднаго Твоего Сына благоволивый плотию возсияти и ко осиянию нас Твоего просвещения наставити: да будут уши Твои внемлюще гласу моления нашего, и даруй нам, Боже, во бденном и трезвенном сердце, всю настоящаго жития нощь преити, ожидающым пришествия Сына Твоего и Бога нашего, Судии всех, да не возлежаще и спяще, но бодрствующе и воздвижени в делание заповедей Твоих обрящемся и в радость Его совнидем, идеже празднующих глас непрестанный, и неизреченная сладость зрящих Твоего лица доброту неизглаголанную. Яко Благ и Человеколюбец Бог еси, и Тебе славу возсылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно, и во веки веков, аминь.

Объятия Отча отверсти ми потщися,
блудно мое иждих житие,
на богатство неиждиваемое
взираяй щедрот Твоих, Спасе,
ныне обнищавшее мое да не презриши сердце.
Тебе бо, Господи, умилением зову:
согреших на Небо и пред Тобою.

Раз в году звучат на богослужении эти слова, в , за всенощной. Где-то поются, трогая душу, проникая до самой глубины ее, где-то читаются, скоро и невнятно, никак не обращая на себя внимание, не давая понять заключенный в них смысл. Кому случалось бывать на монашеском постриге, тому в этом смысле повезло больше: там этот тропарь поется трижды, пока постригаемый ползет из притвора храма к алтарю, от грешного мира, куда он удалился, к сим любезным объятиям.

Наверное, каждый задумывается о том, что в этот момент лично ему ближе, что почему-либо находит отклик в его сердце. Или даже не задумывается, потому что кажется, что именно сейчас эта притча для него уже «не актуальна». Хотя актуальна, конечно, и как раз сейчас, просто тот, кто «не слышит» ее, отошел на «страну далече» – на какую-то из тех, что поблизости, стоит лишь ступить один шаг. Уверенность в своей праведности, нечувствие сердечное, слепота душевная – мало ли стран этих?..

А я вот задумался на этот раз о том, о чем не думалось как-то прежде – так не думалось. Трудно ли заблудившемуся сыну собраться в обратный путь? Да ясно, что нелегко. И путь не близкий, и стыдно, и страшно, да и прежде того надо «в себя прийти», как сказано в притче, потому что до того и не помыслишь о нем, о возвращении. А легко ли, будучи сыном по естеству, унизиться до звания наемника? И не в каком-то сиюминутном порыве, а сознательно решить проситься в дом родной лишь в таком качестве, не смущаясь ни трудностью подобного положения, ни позорностью его для того, кто в доме этом должен был стать одним из совладельцев!

Трудно сыну... А отцу, отверзающему свои объятия, легко? Или точнее так – Отцу. Мы знаем, что было с сыном, как он сначала веселился, потом бедствовал, мучился, голодал. А что с Отцом? Тайна это... Да и как выглядят эти самые объятия, как именно Он их отверзает – каждому по-разному или одинаково для всех? Что они такое, объятия эти? Непростой вопрос? Может, даже лишний, праздный?..

Но только в каждом храме есть на него ответ – вряд ли случайный, вряд ли напрасный. В каждом храме – икона этих объятий, их единый и ничем более не заменимый образ.

Я не про гравюры с изображением отдельных эпизодов из этой притчи – их-то в храмах как раз нет. Я про Распятие...

Ради чего все именно так? Почему по-другому нельзя – без гвоздей, Крови, Креста? Никто ведь и из святых отцов, учителей церковных не дает единого ответа, почему такие страдания, почему такая смерть...

Кажется, и для того тоже, чтобы мы заметили . Заметили и поверили, что Любовь, Которая и такую цену не усомнилась заплатить за возлюбленных и таким образом для всех открыла Свои объятия, ни от кого, и от нас, в том числе, не отвратится. Для того, чтобы мы могли преодолеть страх, стыд, отчаяние. Чтобы решились поверить: Он всегда ждет нас, что бы мы ни наделали, что бы ни натворили, как бы далеко ни ушли.

Для того Отец на это идет, чтобы детям Его, блудным и грешным, было легче. Он ведь знает, как трудно им, и не может их не жалеть...

Арсений Шульгин

…Средземное море. На рассвете очень красиво. Стоишь по щиколотку в теплой воде: легкое прикосновение волны, мягкий песок под ногами. Слегка розовое небо, тишина вокруг. Ещё несколько мазков из палитры Небесного Художника – и ты вплываешь в новый день. В душе благодарность – без берегов, без границ… Благодарность больше, чем ты сам. Благодарность за красоту и гармонию, за то, что даётся даром и не имеет цены. Благодарность Художнику, Мастеру, Творцу и Небесному Отцу…

Мой отец был художником. Он искал равновесие в цвете, в сочетании линий и теней. Он искал чудо на холсте, чудо, которое он подарит всем и которое сможет смягчить нашу общую трагедию жизни здесь, на земле – боль, предательство и, самое главное, одиночество.

Для меня он всегда был кудесником, способным на любое волшебство. Это ощущение не покидало меня до самой его смерти, и даже сейчас мне иногда кажется, что он по-прежнему смешивает краски, разбавляя мою реальность.

Первое чудо он совершил, когда мне было лет 7. «Эй, сынок, а ты знаешь, что я могу наколдовать всё, что хочешь? Ну, например, модельную машинку?» «Жигули» первой модели – дверцы открываются и капот. Чего еще желать мальчишке в семь лет? «Акалай- макалай! Раз, два, три! Ну, а теперь иди и ищи под подушкой».

Не помню, чему я больше удивился – машинке или умениям отца. Удивительно, что только лет в 20 мне пришла в голову мысль, что машинку под подушку можно было просто заранее подложить.

Я никогда не сомневался в нем, а когда сомневались другие, удивлялся, как можно не верить в моего отца, ведь он настоящий кудесник? Я переживал, когда с ним неуважительно разговаривали, но успокаивался, когда видел, как мой отец покрывает любое недоверие или хамство в его адрес снисхождением и прощением. «Прощение – начало самой страшной мести», – так он говорил.

Моя жизнь шла под его флагом. Под нашим флагом. Я ничего не боялся, а это очень важно для ребенка, и особенно для подростка – ничего не бояться, то есть знать, что есть крепкий тыл, знать, что мудрый отец всегда подскажет, поможет, разделит с тобой свое время и будет в твоей жизни всегда рядом – сильный, мудрый, весёлый и надёжный. Лучшего друга подростку не сыскать. Он не будет с тобой соперничать, не будет отбивать твоих подруг, не будет подтрунивать над тобой в компании и самоутверждаться за твой счет.

«Я такой же, как ты, только у меня больше опыта», – так он говорил. И это укрепляло и поддерживало.

Арсений с отцом. Фото из семейного архива.

Мне почти ничего не запрещалось, и поэтому многие «запретные плоды», как правило, кажущиеся очень сладкими, не перешли в скрытую или явную привычку. Не читай чужих писем, не подглядывай в замочную скважину, не трусь, не предавай друзей – вот основные заповеди.

Помню, однажды мы лазили по закрытой стройке, и на нас началась облава, причем за нами бегали такие же пацаны, только постарше, прикормленные сторожем. И вот мой приятель хитро куда-то спрятался, а я об этом не знал. Я мог уже убежать, но переживал за него, не хотел его бросать – и меня поймали. Мы не делали ничего дурного, но, по мнению этих ребят, даже наше присутствие на их территории было большим преступлением. Меня окружили, крепко побили и отобрали велосипед, который я накануне с большим трудом выклянчил у отца.

Я шел домой без велосипеда, с огромной шишкой и с предвкушением, как меня будут ругать и отчитывать. Но, о чудо! Мой отец поддержал меня и даже похвалил за то, что я не бросил своего друга, и это покрыло все синяки и все мое детское горе.

Я помню отцовский юмор и его взгляды на окружающую действительность, часто идущие вразрез с общественными.

К слову сказать, отец еще в школе, классе в 7-ом, организовал «демонстрацию». Наверное, тогда он еще мало понимал в политике, но остро чувствовал фальшь, лицемерие и несправедливость. Компанией школьники прошли по главной улице города, везя за собой санки, в которых сидел такой же юный диссидент с лозунгом «Долой Хрущева!». Моему деду, школьному учителю, сделали строгое внушение – разберитесь с сыном или…

Кстати, у папы отношения с его отцом складывались не очень. Дед рано разошелся с бабушкой и целиком погрузился в школьное воспитание. Он был всем для своих учеников, но собственного сына, похоже, потерял… На совершеннолетие он подарил моему отцу пластмассовую саблю. Это, конечно, была веселая шутка, но для 18-летнего человека все было ясно без слов. Почему так произошло?..

Но вернусь к рассказу о своем отце.

Новый год в папином офисе… Это был, кажется, 91-ый… Отец разрешил мне собрать одноклассников на вечеринку в своем офисе. Мы притащили большие колонки, украсили комнату разными лентами и шарами, модная музыка, я – в папином костюме. Вечер удался, а мой рейтинг среди женской половины класса резко вырос. Было здорово, и я гордился своим отцом, гордился, что мы с ним наравне и что я полноправный мужчина в нашей семье.

Когда отца не стало, для меня рухнуло всё – ожидания, надежды… Крепкой стены, за которой я жил, больше нет. Матери было очень тяжело, она тоже привыкла к легкой магии нашей жизни…

Он ушел, когда мне шел 21 год – я уже самостоятельный, живу отдельно, но… Почва ушла из-под ног. Я не мог понять, как жить дальше, как вообще можно жить дальше и что это будет за жизнь? Помню, сижу на улице у подъезда, кругом люди движутся туда-сюда, а для меня всё остановилось, я как будто не здесь, я один – и целая жизнь. Что с ней теперь делать, ведь было всё так ясно и понятно, а теперь?..

В то же время я ощутил какую-то доселе не известную мне внутреннюю тишину, я как будто вырван неведомой силой из реальности и наблюдаю за всем со стороны. Психологи скажут, что это просто сильный стресс, а я уверен, что это был первый раз, когда я услышал, что со мной заговорил Бог. Ведь только в такой тишине мы слышим Его голос и Его призыв.

Икона Божьей Матери «Объятия Отча»

Отца отпевал один хороший молодой священник. Он вел себя естественно, свободно, без поддельной скорби, которая часто встречается на похоронах. А я думал: «Как ты можешь быть таким умиротворенным, спокойным ведь у нас горе — его больше нет!» Священник говорил какие-то новые слова – «вечная жизнь», «Царство Небесное», «победа над смертью». И говорил вдохновенно. Я поверил, я успокоился, я получил надежду – оказывается мы не умираем, а просто…

Я очень привязался к этому батюшке, стал ходить в храм (кстати, крестились мы вместе с отцом – это был наш осознанный шаг, вернее, его осознанный шаг, а я просто доверял ему). Вскоре я уже читал в храме и пел на клиросе. Я поверил, отпустил все сомнения – мы бессмертны.

Потом учёба в духовной школе при монастыре, и вот сегодня я служу в Церкви и считаю это великим благом. Я повзрослел, поумнел, наверное… У меня прекрасная жена и трое чудо-детей. Я счастлив и благодарен за всё Творцу. Благодарность больше, чем я сам.

Семя закапывают в землю, и оно, погребенное, даёт новую жизнь. Смерть является здесь началом новой жизни. Одни умирают, когда приходит время, чтобы жили другие. Жили полноценно, жили в любви, ведь только Любовь достойна того, чтобы за нее умереть. Даже не хочется думать, куда завела бы меня жизненная тропа, если бы всё было по-другому. А сейчас я по-настоящему счастлив, и понятно, что всё не случайно. Мой отец умер, чтобы я приобрел Небесного Отца, Который есть начало и конец, альфа и омега, Который есть Любовь.

Мой отец – это мой герой. Он говорил и делал самое главное – просто был в моей жизни, был со мной. Я надеюсь, что придет время, и я встречу его и обниму…

Встречу, стоя в теплой воде на мягком песке, где морская вода, едва вспениваясь, струится между пальцев, где небо словно холст Небесного Художника, рисующего нам новый день вечной радости и покоя…

Июнь 2012 года

10 июля 2018 года после тяжелой и продолжительной болезни священник Арсений Шульгин отошел ко Господу. У него остались жена и четверо детей 12-ти, 10-ти, 8-и и 3-х лет. Просим молитв!
Оказать помощь семье можно через

Объятия отча отверсти ми потщися

Четвертый день Великого Поста. Пюхтицкий монастырь. В Успенском монастырском храме тихо и празднично – сегодня монашеский постриг. Митрополит Таллинский и всея Эстонии Корнилий читает покаянный канон Андрея Критского: «Тебе припадаю Иисусе, согреших Ти, очисти мя...» Сестринский хор поет: «Помилуй мя Боже, помилуй мя». В полумраке сияют лампады и иконы, храм заполняется монахинями, послушницами, прихожанами. В алтаре лежат четыре белоснежных узла с облачением будущих монахинь, на каждом бирка с именем послушницы. Идут последние приготовления к монашескому постригу. Все четыре послушницы молятся, слушая покаянный канон. Они давно уже в храме, в его южном приделе во имя прп. Иоанна Лествичника и Серафима Саровского. Специальная ширма скрывает их от окружающих.

Приближается время монашеского пострига, общее волнение нарастает, митрополит Корнилий читает последнюю песню канона: «Умилосердися, спаси мя, Сыне Давидов...»; сестринский хор поет: «Помилуй мя Боже, помилуй мя».

Перед амвоном устанавливают аналой. Монахини с зажженными свечами образуют живой коридор, идущий от амвона до южного придела, где стоят послушницы, рядом сосредоточенная игуменья Варвара. Она тихо отдает необходимые распоряжения сестрам, и те с поклоном беззвучно исчезают в «черной реке» монашеских мантий.

Митрополит Корнилий в черном клобуке и темной мантии располагается для пострига за аналоем. В храме наступает абсолютная тишина – начинается чин монашеского пострига. Слышится тихое и благоговейное пение тропаря: «Объятия отча отверсти ми потщися...».

Из дальнего конца светящегося живого коридора начинают двигаться монахини. Они медленно ведут к архиерею послушниц, плотно покрыв их своими мантиями. Сестры поют: «Спасе, ныне обнищавшее мое не презри сердце...». Каждая из послушниц трижды крестообразно простирается на полу храма во время этого пути под покровом монашеских мантий.

Неожиданно перед архиереем и игуменьей Варварой из-под монашеских мантий появляются головы послушниц, затем они встают в полный рост, одетые в белые власяницы, руки их сложены на груди крестообразно, лица необычайно белы и чисты – сами они явно взволнованы и серьезны. Игуменья Варвара с нескрываемой материнской любовью и заботой смотрит на них, волнуется, помогает и что-то незаметно подсказывает.

Митрополит Корнилий начинает задавать вопросы послушницам: «Что пришла еси, сестра?..», послушницы отвечают: «Желая жития постнического».

Митрополит: «Желаеши ли сподобитися ангельскому образу?..», послушницы: «Ей, Богу споспешствующу».

Ответы их неспешные, четкие и решительные.

Митрополит: «Се Христос невидимо зде предстоит: виждь яко никто же тя принуждает приити к сему образу...», послушницы: «Ей, святый владыко, от своего произволения».

Голос митрополита Корнилия дрогнул в какой-то момент, он тоже не справился с охватившим всех искренним переживанием за послушниц. Многие в храме не могут сдержать слез, вздыхают, переживают и усердно молятся. Все внимание сосредоточено на послушницах, вопросы митрополита и их ответы внимательно слушают.

Наступает волнующий момент – митрополит Корнилий берет в руки ножницы, рядом с ним игуменья Варвара. В момент пострижения называется новое имя, с которым далее будет жить теперь уже монахиня. Все ждут этого момента, затаив дыхание. Никто предварительно не знает их новые имена. Наконец, митрополит постригает крестообразно волосы послушниц и произносит их новые имена. Среди окружающих оживление – видны доброжелательные улыбки монахинь, вновь слезы на глазах. Взволнованный возглас митрополита – «Господи, помилуй!» сливается с беззвучным шепотом всего храма – «Господи, помилуй!» и крестным знамением.

Вскоре все монахини стоят в полном монашеском облачении, в руках держат деревянные резные кресты и большие свечи, лица инокинь сияют. Читают Апостол, затем Евангелие. Постриг завершен, митрополит Корнилий произносит поздравительное слово. У всех радостное и торжественное настроение. Далее новые монахини принимают поздравления и иноческие пожелания – «Спасайся в ангельстем чине!».

Поздравления заканчиваются, монахини остаются в храме на несколько дней без права выхода. Как пишется в чинопоследовании пострига – для «чтения и пребывания в духовных размышлениях и во умной молитве». Слышится тихий голос игуменьи Варвары: «только бы не простудить дочек». Все покидают храм, молясь на ходу – «Господи, помоги им!» Наступает первая ночь новопостриженных инокинь.

Священник Борис Мерлин